Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Они, конечно, высокие, – сказал сер Четвинд, оглядывая свой свободно отвисающий живот, подобный подпоясанному воздушному шарику. – Я допускаю, что они высокие. Это так – большинство из них таковы. Но я замечал и низкорослых среди них. Хедив не выше меня. И лицо египтянина очень обманчивое. Черты нередко красивые, случайным образом классические, однако умное выражение отсутствует напрочь.
Здесь сер Четвинд выразительно помахал сигарой, как будто он охотнее предположил бы, что тяжёлая челюсть, толстый нос с прыщом на кончике и широкий рот с чёрными зубами внутри, которые были выдающимися особенностями его собственной физиономии, изображали более «умное выражение», чем любой характерный, прямой, восточный тип загорелого лица, когда-либо виденный или изображённый.
– Я, вообще-то, не вполне с вами в этом согласен, – сказал человек, который растянулся во весь рост на диване с сигарой. – У этих загорелых ребят чертовски красивые глаза. И мне не кажется, что им не достаёт какой-то выразительности. И это мне напоминает того, вновь прибывшего сегодня товарища, который всем кажется египтянином самого лучшего сорта. Хоть на самом деле он и француз, провансалец; его все знают – это знаменитый художник Арман Джервес.
– В самом деле! – и сер Четвинд приподнялся при этом имени. – Арман Джервес! Сам Арман Джервес?
– Собственной персоной, – засмеялись остальные, – он приехал сюда, чтобы изучать восточную женщину. Редкостную старомодность найдёт он среди них, смею заметить! Он не пока славится портретами. Ему следует нарисовать принцессу Зиска.
– А кстати, я хотел вас спросить об этой леди. Кто-нибудь знает, кто она? Моя жена страстно жаждет выяснить, насколько она – ну, эээ… – благопристойная личность, знаете ли! Когда у тебя молодые дочери, то нельзя не быть осторожным.
Росс Кортни, человек на диване, медленно поднялся и потянул свои длинные мускулистые руки, лениво наслаждаясь этим действием. Он был спортивной личностью с неограниченными возможностями и огромными владениями в Шотландии и Ирландии; жил он радостной, беспечной жизнью бродяги по всему миру в поисках приключений, и он испытывал презрение к общественным условностям – в том числе и к газетам, и к их издателям. И когда бы сер Четвинд ни заговорил о своих «молодых дочерях», у него прорывалась непочтительная улыбка, поскольку он знал, что младшей из них было уже почти тридцать. Он также узнавал и избегал коварных ловушек и подводных камней, расставленных для него леди Четвинд в надежде на то, что он сдастся в плен очарованию Мюриэл или Долли; и теперь, когда он думал об этих двух красотках и невольно сравнивал их в уме с другой женщиной, о которой они только что говорили, улыбка, что уже начала появляться на его губах, стала бессознательно расширяться, пока его красивое лицо не засияло почти весельем.
– Честное слово, я не думаю, что это имеет значение в Каире! – сказал он с прелестным легкомыслием. – Люди из несомненно респектабельных семей менее благонадёжны, чем те, о которых никто не знает. А что до принцессы Зиска, то её сверхъестественная красота и ум открыли бы ей двери куда угодно, даже если бы у неё не было денег, которые перевешивают все эти качества.
– Она исключительно богата, как я слышал, – сказал молодой лорд Фалкворд, второй из компании ленивых курильщиков, поглаживая свои едва заметные усики. – Моя мать считает, что она разведена.
Сер Четвинд поглядел очень серьёзно и торжественно покачал своей жирной головой.
– Что же, нет ничего особенного в том, чтобы быть в разводе, знаете ли, – рассмеялся Росс Кортни. – В наши дни это представляется естественным и разумным итогом брака.
Сер Четвинд всё равно выглядел мрачным. Он отказывался вступать в подобный дерзкий разговор. Он, в любом случае, был солидный и женатый, и он не испытывал никакого сочувствия к огромному множеству людей, чей брак оказался ошибкой.
– Так значит, принца Зиска не существует? – спросил он. – Это имя звучит так, будто имеет русское происхождение, и я думал, – как и моя жена, – что муж этой леди мог бы запросто оставаться в России, в то время как здоровье его жены могло бы вынудить её зимовать в Египте. Думаю, зима в России сурова.
– Это стало бы весьма разумным раскладом, – зевнул лорд Фалкворд, – но моя мать так не думает. Моя мать думает, что нет вообще никакого мужа, что его никогда и не было. Фактически, моя мать имеет по этому поводу очень серьёзное предубеждение. Но моя мать всё равно старается навещать её.
– Правда? Леди Фалкворд на это решилась? Ох, что же, в таком случае! – и сер Четвинд раздул свой воздушный шар, что пониже груди. – Конечно, леди Четвинд Лайл не будет более щепетильной в этом вопросе. Если леди Фалкворд бывает у принцессы, то не может быть никаких сомнений по поводу её нынешнего общественного положения.
– Ох, я не знаю! – пробурчал лорд Фалкворд, поглаживая свои пушистые губы. – Видите ли, моя мать – весьма необычная личность. Когда губернатор был жив, она едва ли выходила хоть куда-нибудь, знаете ли, и все, кто заходил к нам домой в Йоркшире, должны были предоставлять ей свои родословные, так сказать. Это была зверская скука! Но теперь моя мать принялась за «изучение характеров»; она любит все типы людей из её окружения, и чем более они перемешаны, тем более она ими довольна. Это факт, уверяю вас! Значительная перемена произошла в моей матери с той поры, как старый губернатор умер!
Росса Кортни это, казалось, позабавило. Перемена и вправду совершилась в леди Фалкворд – перемена внезапная, таинственная и удивительная для многих из её прежних избранных друзей с «родословной». При жизни её мужа её волосы имели мягкий серебристо-серый цвет; её действия были обдуманными и сдержанными; но два года спустя после смерти добродушного и благородного лорда, который берёг её как зеницу ока и до последнего вздоха считал её самой прекрасной женщиной в Англии, она появилась с золотыми косами, персиковым цветом лица и фигурой, которую тщательно массировали, натирали, разминали и искусственно утягивали до состояния положительного подобия сильфы. Она танцевала как фея, – она, кого ещё недавно называли «старой» леди Фалкворд, она курила сигареты, она смеялась как ребёнок над каждой банальностью, – любой шутки, даже грубой, плоской и неловкой, было достаточно для того, чтобы зажечь её лёгкую импульсивность весельем; и она флиртовала – о, небеса! – как она флиртовала! – мастерски, грациозно, со знанием дела и с апломбом, которые почти доводили Мюриэл и Долли Четвинд Лайл до бешенства. Они, бедняжки, оказались напрочь выбитыми с поля битвы её превосходным тактом и искусством организации «обороны», и они соответственным образом ненавидели её и называли между собой «чудовищной старухой», какой, быть может, она и представала в тот момент, когда её служанка раздевала её. Однако она проводила исключительно «приятное время» в Каире; она называла своего сына, обладавшего слабым здоровьем, «мой бедный дорогой маленький мальчик!», а он, хоть ему и стукнуло двадцать восемь в последний день рождения, съёжился до такого отчаянного положения подневольника под её напористостью, наглой весёлостью и общей фривольностью поведения, что не мог и рта раскрыть без упоминания о «моей матери», используя «мою мать» в качестве колышка, на который нанизывал свои личные мнения и эмоции, равно как и мнения и эмоции прочих людей.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
